Старый дом подслеповато щурился кусочками скрипучих ставень. Он чуть покашливал от пронизывающих, его бока , игл 4-х ветров. И грустил. Нынешнее время казалось ему бездонно одинокимю А ведь были и другие времена. Он помнил.
Помнил, как когда-то был новеньким.ю молодым, красовался на солнце расписными ставнями и свежим срубом. Помнил, как на его яркое, ещё пахнущее краской крыльцо, взнесли молодую красивую невесту. Помнил шумную, веселую свадьбу, и не менее шумную и горячую ночь, повторяющуюся до определенного времени, времени Х...
Первые, шаткие шаги по его половицам, и случайно разбитое стекло, и прятки на самой верхушке, в глубине чердака, от ремня отца, когда была принесена первая двойка. было многое, и даже больше.
Но затем хозяева куда-то делись, и из дома изчес запах тобака. Дом грустил, поскрипывал, постанывал мокрыми ставнями в осенней ночи. Ждал. Но поступь главы семьи больше не разбудила крыльцо.
Вернулся молодой хозяин. С посеребренными висками и новым запахом. Все повторилось. И обновленные краской ставни, и крыльцо, и новая хозяка, и шум свадеб и ночей. Две женщины наполнили дом уютом и теплом. Дом с нетерпением ожидал новых криков.
И он их дождался. Но это были не долгожданные крики рождения. Эти крики принесли люди в серых плащах. Дому было страшно от их запаха и пота хозяев. Его покинули, заперли на долгое, долгое, долгое время. Дом держался. А потом начал выть. Рыдать. Стонать. От боли разбитых стекол и собранных обоев, от пустоты и холода стен. Дом начал смердеть.
Затем, со временем, все постепенно улеглось. Вокруг него выросли молодые, высокие дома, посматривающие на старенький, покосившийся сруб дома то ли с увожением, то ли с презрением.
Дом смирился. Со всем. И с грызунами терзающими его нутро, и с людским мусором. Живым и мертвым.
Он только подслеповато щурился кусочками скрипучих ставень на яркое солнце и вспоминал, вспоминал, вспоминал...
В городе стало слишком много пустых глаз.